- Ну про 20 то минут он врал! - Автоматом, как в молодости не думая, выпалила постаревшая Лиза и сраженная потом удивлением тихонько ахнула. Не похоже было на Кирилла Ольшанского так откровенничать с внуком, да еще и хвастаться как мальчишка. Хвастовство это за ним лет до сорока только водилось, пока не утомила его лесть других людей на столько, что свое хвастовство уже в горле застревало.
- Жаловался поди на меня, паршивец, что деду пришлось такие подробности про свое детство рассказать?! - шлепнула она Кирюшку по мокрой еще заднице.
- Как-то ты у нас сегодня подозрительно красноречив! Просто не по детски, да, девочки?

- Да-да бабушка, то двух слов связать не может, когда урок отвечает, а тут разошелся что твой Цицерон! Как будто даже умнее вдруг стал в последнюю неделю, сама удивляюсь. Думаете, почему столько времени было не за что выпороть?! - Согласилась с бабушкиным подозрением Надя.
- Точно! - Завторила ей Нина. - Так что зря вы нас с Надей ругали, что не можем как следует уроки с паршивцев спросить. Резко поумнели все трое! Все им, понимаешь, элементарно и очевидно, что ни спроси. Хоть по математике, хоть и особенно по латыни и греческому, могу поклясться, что и сама так эти мертвые языки не знаю, как они тут иногда выдают. А еще две недели назад ни бэ, ни мэ, ни кукареку!
- Им вообще положено в этом возрасте умнеть?! Не рано?! - Снова заговорила Надя. - Еще начнут перед учителями выпендриваться, чего доброго.
- Не скажи, Надь, ума говорят, много не бывает. Я вот, например, за дурака бы не пошла, будь он даже красив, богат и благороден. - Возразила ей Нина.
- К тому же не могли они в одночасье поумнеть, так же и такими тупыми, как две недели назад тоже быть не могли, это противоестественно.
- За нос нас водили, паршивцы! Чтобы меньше задавали! - Прозрела Наденька и, с наслаждением запустив руку в Женькину шевелюру, хищно вцепилась в его ухо.
- Их надо хорошенько выпороть для закрепления ума! Это, бабушка, как в фотографии, помнишь, ты нас учила? Как четкое изображение появится - сразу карточку в закрепитель! - Девчонка хлопнула себе по лбу, сообразив, что закрепитель то так по бабушкиному требованию и не предоставила.
- Вот, бабуль, закрепитель! - Подала она ей белый нарядный ремень, захватив из шкафа еще два таких же.
- Только ремнем будем закреплять или послать еще за розгами?

Лизавета Николавна не слушала глупую девичью болтовню, а только задумчиво жевала что-то губами. Ведь и правда давно не слышала она такого красноречивого монолога. Страшно подумать, сколько лет уже прошло, сколько мальчишек прошло через ее руки, а никто Кирочки ее молодости превзойти в этом не мог. Даже тосковала иногда, сетовала на судьбу, что не та уже молодежь и вдруг, столь неожиданно и резко пробудились во внуки дедовские гены.
- А еще ведь находятся мракобесы, отрицающие генетику! - Веско заметила она.
- Перед нами тут живое доказательство лежит, порки ждет, а они сомневаются.
- Ну ка, Кира, выдай нам еще что-нибудь на счет правильного и неправильного применения ремня и того, почему тебя, например, лучше драть ладонью, чем розгами.
Лизавета даже голову наклонила, подставив мальчику ухо. И верила, и не верила, что снова услышит забытую уже за столько лет болтовню. Как ни досаждала она тогда ей, а вот ведь поди, соскучилась. Так сердце и защемило, как будто снова она молода и тот же розовый куст за окном и солнышко ярко светит и оба мужа ее молоды еще, пылки и даже еще и не мужья ей вовсе.

Шум, писк, ругань и возня стихли. как поминовению волшебной полочки в одну секунду. Видимо, внучки хорошо знали, какой влиятельной силой обладает ремень на второй и тем более третий по вчерашнему месту. А Елизавета Николаевна о целой недели говорила.
Ну это, положим, про неделю она для красного словца сказали или, может, для круглого счета.

Мысль додумать Николай не успел, потому что почувствовал, что задница Нинки его снова придавила к лавке.
- Слышь, подруга. Давай все правильно сделаем. Я этого сейчас так удерживать буду, а ты порешь. С этим разделаемся потом вдвоем к Женьке перейдем.
- А потом, если бабушка скажет, то повторим. Вдруг одного раза ей мало покажется.
- Только ты в этот раз давай аккуратнее бей и куда надо. А куда не надо не бей.
- Ладно! Я постараюсь. Только ты давай отсядь чуть подальше на плечи. Как бы опять не промахнуться.

Колька почувствовал, как Нинка заерзала на его спине и передвинулась совсем на его плечи.
- Мне так дышать трудно, - возмутился Ники, - и скажи честно, что ты сегодня ела днем, а то я пердежа не потерплю и сразу скину.
- Ах ты наглец! Да я... я...

Расслышать полностью ее ответ Ники не смог, потому что ремень звучно и больно лег на его ягодицу, а через секунду-другую повторил свой удар.
- Поняла, как бабушка велела сегодня. Бей по одному месту. видишь порозовело? Туда и меться! Правильно, бабуленька, я ее учу.
- Меня учить не надо! Я сама тебя поучить могу. Точно, бабуленька?

Ники терпеливо пережидал, лежа на лавке. Девушки снова сцепились в жаркой перебранке.
Он даже точно не понял, из-за чего возник у них новый конфликт: то ли одна задела другую ремнем при взмахивании, то ли они столкнулись в не слишком широком пространстве между лавками его и Женьки.
Но конфликт разгорелся быстро и горячо. Нинка и Надежда встали одна против другой подбоченясь и сверкая грозными очеми, но пока ограничивались лишь грозными эскападами с широким и мастерским использованием местных идиоматических выражений.
Ники и Женя насмешливо переглядывались, ожидая перехода от словесных угроз к более радикальным средствам.

Елизавета Николаевна сжала губы и пока не вмешивалась, но было видно, что она напряжена и сосредоточена. При этом она продолжала пороть Кирилла, не обращая внимания на его возмущение и жалобы, полностью отдавшись возмущению от поведения внучек.

- Вот не повезло Кире, - сочувственно прошептал Женька между мелькавших ног и поп, отделяющих его от Кольки. - Лизочка, кажется, потеряла да же приблизительно Кирчкину задницу из поля своего внимания. Посмотри, какая уже красная.

- Елизавета Николаевна! - прочувствовал отчаяние Киры и Колька. - Давайте, может прератим безобразия и перейдем к делу.

- Люди! Люди!..
Дверь распахнулась и вошел старый генерал.

- Ну слава богу, а то я уж начал отчаиваться! Вышел в туалет по малой нужде и на обратном пути потерялся. Не туда свернул или как-то.
- Как хорошо, что вот на людей набрел наконец.

Самсон Мефодьевич плюхнулся на лавку, чуть не придавив своим худым старым телом мальчика.
- А вы кто такие будете? Хотя вот тебя, душечка, я помню. Кажется! Он потянул палку и постучал Елизавете Николаевн по коленке, убеждаясь, что женщина существует наяву, а не является обманом зрения, отражением в зеркале или просто наваждением.
- Напомни, как тебя зовут? Знаю тебя, знаю... Имя только забыл немного! Да-да! Ты моего Кольку еще ростила. Хороший человек вышел! Крупный! Румяный... Писатель...
- Но даже до полковников не дослужился, а мы так с Наташей мечтали, что он генералом станет. Как я. Вот! Теперь надеемся на его сынка Коленьку.
- Кто там пропищал!? Кто тут "я это здесь, дедушка?"
Паника у Самсона Мефодьевича уже прошла и он, отдышавшись, осмотрелся по сторонам.

- Ой, Коленька! Детка! Как ты тут оказался, родимый? И чего это голый? И девицы тут!... Балуетесь или как?
Он встал и ткнул Ники в бок своей тростью.
- Нет, гляжу, не развлекаешься ты, понимаю, а опять за старое принялся - опять тебя порют.
Он прошелся между лавок, приглядываясь к соседу внука. Вроде и признал, но имя не вспомнил.

- Наталья моя Капитоновна, считает, что война помешала воспитанию Николая Самсоныча моего - не допороли годок. Вы знаете меня, я большой гуманист и против телесных наказаний, но если надо значит надо! Попороли бы еще годик - точно стал бы он генералом, а так... вот... писатель, вашу мать.
- Ты уж потерпи, Коленька, это для дела надо, для пользы. Сам понимаешь.
- И ты... Женя, - воспользовался он подсказкой.
- А вы, девушки, если оказались на обучении, - имя не помнил но палкой указал в направлении Елизаветы Николаевны. - У-у! Она в этом деле профессор. Академик! Как Варсануфий Никодимыч! Знаете такого? Весь мир знает! Вот и она такой же степени ума... Но по своей части.
- Ну-ка, девушки, берите ваши ремни и обоим этим молодцам по два десятка от всего сердца.
- Не взражаете? Лиза! Лиза - знал же, что вспомню.

- Кой веки раз французы до чего-то путного додумались. - Одобрительно ворчала Лизавета Николавна, потирая немного отбитые уже ладошки. Пальчики были уже не те, не то что в молодости. Она изловчилась и подтянула к себе чешку одного из мальчишек, кажется, Коленьки, он так и убежал босиком, не надев ни гольфы, ни чешки.
- Конечно, не щетка, но вот для него в самый раз. - Шлепнула она чешкой по заднице Кире.
- Розгой! Куда им розгой! Разве ж это розги сейчас? Так, видимость только одна. Вот раньше, у попадьи, которой ты того, старшего, Николая отсылала, то да!

- Эй! Дуры! Вы что делаете то? У вас же весь зад скоро будет одного цвета, а я велела полоску сделать!
- На этого не смотрите, что мы его по всей площади порем. - Показала она на Кирюшу. - Этот все равно уползет еще до того, как надерут зад до нужной кондиции.
- К тому же! В журнале что показано? Хорошие манеры, демонстрируемые публично! А вы закрылись тут в бане и изображаете из себя.
- Если уж до завтра не можете утерпеть, так переоденьтесь как следует, Женю тоже переоденьте соответственно, чтоб стиль под стиль, цвет под цвет подходил. И тогда уж...
- Нет! Не сейчас! А то выйдете счас к гостям с бухты барахты и опозоритесь. Отрепетировать надо!
- Чтоб он тоже знал, как себя вести! Как, понимаешь, на лопату садиться. Помните сказку то? Вот!
- Это же этикет, черт вас возьми, а не просто так.
- Вы хоть обратили внимание, что парни на картинках не с голым задом яйцами перед людьми сверкают?
- Двое в плавках, трое в колготках вроде.
- Женя, встань! Объясни, что ты должен делать, если послезавтра, например, в Эрмитаже Надя захочет тебя выпороть.
- "Снять шорты-снять шорты" уж понятно, что не надеть! Я спрашиваю, как сделать это чинно-благородно, чтоб на Надю все сразу обратили внимание. В смысле, как хорошо она тебя воспитывает.

Краснота была яркая живая ровная. "Без дураков".
- Заканчиваем! - объявила Елизавета Николаевна и потянулась к ремню, подождала, пока Наталья Капитоновна уберет руки с попы Кирилла, пока девочки девочки среагируют на ее указание и перестанут шлепать Женю.

Последние десять ударов ремнем должны были завершить наказание подростков и она не слишком сильно, но смачно и с удовольствием дала ремню возможность поставить точку в сегодняшней процедуре. Лиза проигнорировала протянутую руку мадам Верещагиной, желающей тоже воспользоваться ремнем напоследок.

- Всем встать! - скомандовала Елизавета Николаевна с не большой грустью отметив, что третья лавка, на которой должен бы быть Николай, пуста и там только поникнув, опираясь на свою палку задремал Самсон Мефодьевич.

На нее нахлынули воспоминания о тех далеких временах, когда она недолго служила комиссаром по воспитательной работе в детско-юношеской колонии для трудных подростков-сыновей ветеранов казалось уже победившей революции с замечательным, преданным делу красной революции днем и горячим и страстным  ночью товарищем Ваней Железковым. Сейчас бы по тем старинным, уже забытым правилам по-настоящему следовало бы всем встать гордо и смело под портретами товарищей Маркса и Энгельса и спеть Интернационал. Выстроившись в двери шеренги: в одной еще голый хорошо выпоронные юноши, а напротив их товарищи наказавшие их и поаплодировать друг другу.
"- Да здравствует великая и непобедимая наша красная армия  и наш командир товарищ Троцкий!" - хотелось ей крикнуть, но она промолчала, понимая, что теперь это неуместно и никто ее не поймет, а великая и непобедимая армия все-таки была разгромлена и очень даже быстро.

Да, времена изменились. И это все же к счастью. Жалела Елизавета Николаевна только Ваню Железкова, хорошего верного друга.
- Расходимся, друзья!