Вадик открыл рот и сглотнул:
- Как еще не начиналась? - Его голос дрогнул,  живот как-то подвело. Как-то неуверенно он себя почувствовал.
- Я, я не понял, мам! Ну ведь было уже больно, правда! Трудно было терпеть, особенно последние десять. - Он обреченно стаскивал с себя трусы и колготки, опасливо косясь на маму и на ремень.
- Мамочка, если бы меня вот как, как сейчас, порола. Вот даже если только так, я бы круглым отличником был!
- Ну, если за любую провинность, точнее тройку, точнее тройку, когда сам виноват, как ты сказала.
- Ты же за принцип разумной достаточности, а не гарантированного уничтожения? - Об этом, на фоне заключения договоров по сокращению ядерных арсеналов, сейчас только и говорили по телевизору. Мама должна была понять с полуслова.

- Уроков, конечно, много, когда их мало бывает. Столько задают... сволочи. - Последнее слово Вадик решился сказать только одними губами, как-то почти беззвучно прозвучало только последнее "чи".
Мамины колени были острыми, голыми и довольно скользкими, так как голыми не по настоящему, а в эластичных скользких взрослых женских колготках с лайкрой. Одна половина живота легла на мамину юбку, а вторая как раз на ноги в колготках. В целом было не особенно удобно. А руки и вовсе мешали, совершенно некуда было их девать. Вперед вытягивать неудобно, под маму не подлезали, а в сторону свисала только та, что снаружи, другая же ложилась на диван и было не симметрично.
Вадик еще немного поерзал, устраиваясь по удобнее, вздохнул и обреченно сказал:
- Ну все, пори, мам!
- Только не надо сильно!

Отредактировано Вадик (2018-11-10 22:42:30)

- Всегда!
- Всегда и все делаешь так! - В голос заорал Вадик и потом затараторил, когда мама остановила шлепки, чтобы дать ему отдышаться и ответить:
- Все правильно, но если ты трешь, то до дыр! Посуда, например, должна быть чистая, а "скрипеть", как ты говоришь, и сверкать ей совершенно не обязательно.
- Бога ради, мам, с ремнем осторожнее!
- Если это по сравнению с ремнем еще не порка, под ним я сдохну! - В последнее слово Вадик, что называется, душу вложил.
- Сколько хочешь пори, только больнее не надо, я не выддержу-уууу-уу-уу. - Хныкал он в голос.

Только что, дрыгая ногами, Вадик все яснее понимал, что жизнь ужасна, но еще не кончена. Но как раз прямо перед его носом лежал ремень и он с ужасом вспомнил Витькины слова "шлепка это не наказание, вот когда ремень это больно и долго". И мама, ведь мама только что сказала тоже самое!

- Мамочка, за тройки, за четверки, за бардак в комнате, за малейшее непослушание, даже за неаккуратность. - Он даже уже не тер горящую огнем задницу, а только, поймав маму за руку, умолял:
- Даже никогда не спрошу за что, лягу куда скажешь, как шелковый, хоть одни пятерки из школы принес.
- Надо ремнем, значит ремнем. Только не сильней, чем я выдерживаю, ладно?
- А я, я на грани уже! - Тут Вадик немного стал преувеличивать и не случайно в числе провинностей забыл упомянуть вранье. Определенный резерв еще был, но там это уже как предельная глубина погружения у подводной лодки - пара метров ниже, прочный корпус треснет и сразу ко дну.

Заявленные Вадькой ставки были огромными, весь этот год он качал права, расширяя собственные свободы и охраняя уже завоеванные рубежи. Никаких уроков в субботу, право читать два часа после школы хоть потоп, право на четверки по русскому и английскому, никаких занятий в каникулы. Еще требовал не наезжать на себя, когда дома его приятели. Наотрез отказался надевать светлоголубые колготки, как девчоночьи, чем страшно разозлил тогда маму, вынужденную искать дефицитный товар еще и строго определенных "мальчишеских" цветов. Забраковал индийские джинсы. Долго упрашивал себя надеть на зиму старые мамины сапоги на манной каше. Это уже не говоря о бесконечных спорах о красоте почерка, достаточности порядка в комнате и даже чистоты собственных ногтей и ушей. Прибавим сюда пошедший на фиг шахматный кружок, хотя мама мечтала сделать из него второго Ботвинника,

Теперь при одной только мысли о потенциальных возможностях ремня все это стройное здание или, лучше сказать, неприступная крепость позорно рухнула, завалив своими обломками прорастающие сквозь асфальт мысли о том, что он уже взрослый и все должен решать сам.
Он размахивал белым флагом, как японский император после удара по Нагасаки. "Бомбардировки Токио" явно не требовалось.

- Две недели? - Вадим серьезно задумался.
- Совсем ни одной? - Предложение было заманчивым, но и риск оказался серьезным. А еще ужасно не хотелось оставаться в пугающей и обидной неизвестности, почти в положении приговоренного к смерти, с отложенным приговором.

Вадик вздохнул, разговаривать с мамой, уткнувшись носом в диван и обращаясь к ней в основном не лицом, а задницей, было жутко неудобно и он просто уткнулся мокрым от слез носом в пойманную мамину ладонь. Первый раз за очень долгое время он почувствовал, что сейчас надо просто быть честным:
- Мам, оно не будет абсолютно примерным, целых две недели не будет. Это долго!
- Через неделю я расслаблюсь и обязательно на чем нибудь попадусь и ты меня просто порвешь как тузик тряпку.
- Меня, наверное, надо чаще наказывать, только не очень строго. - Вадику было стыдно и говорил он грустным извиняющимся голосом.
- Если б ты мне сегодня еще перед попом за бардак в комнате и не начатые уроки маленько всыпала, я бы пулей оттуда примчался и не нарвался бы на ремень.
- А ремень, наверное, тоже нужен, чтобы я не надеялся привыкнуть к шлепкам и не наглел. Я вот сейчас лежал и думал: очень больно шлепнуть нельзя - соглашусь!
- А ремень, тут никаких ограничений не имеет и все зависит только от того, как ты сердишься.

- Ты же не сердишься уже? А значит ремнем слишком больно не будет, он же не сам лупит, да?
- А мне надо знать, как это ремнем, а то слишком сильно бояться даже хуже, чем врать. Правда? - Это не честность Вадьки приняла такую гротескно-поэтическую форму, в данном случае это был лишь честный намек на то, что под слишком большим страхом не врать он не сможет. И будет уже не так безобидно врать, как он врал раньше, а сможет пойти на подлог и даже лжесвидетельство. Из сильного страха человек на любую подлость идет, факт, увы, исторический. Но Вадим чувствовал это сейчас интуитивно, а на уме и на языке у него сейчас было совершенно одно и тоже.

Отредактировано Вадик (2018-11-11 01:25:23)

- Никаких проблем, мама!
- Скажу, что орал так, что прибежали соседи. Ну или по батарее застучали, за десять криков они не прибегут, тут часа два верещать надо. Они сперва противно стучат всегда, а уже потом звонят в дверь.
- А нельзя как-то менее строго, а не более?

- А Кольке с его маман можем говорить, что ты меня каждый вечер для профилактики порешь, этому козлу профилактика не повредит! - Ну, были у Вадика к Коле кое какие претензии. В частности, позавчера Колька его на математике весь урок для прикола сзади циркулем колол, а потом Вадику замечание в дневник написали, что тот Кольку учебником по голове огрел.
- А мне уже одеваться, да? - Вадик потянулся к одежде, вдруг почувствовав себя крайне неудобно без трусов.

- И, мам, я еще не понял на счет двух недель. Две недели пороть не будешь? А потом?
- А если я не приноровлюсь?
- А если вдруг тройку получу?
- У нас в школе, между прочим, еще никто лучше Витьки не приноровился, а мама его все равно по два раза в неделю лупит.
- Я что, еще лучше его должен учиться?!

Отредактировано Вадик (2018-11-11 13:38:10)