В последние дни Лиза успокоилась и была довольна своей жизнью у Ольшанских.
На самом деле мало ли симпатичных образованных девушек, которые остались старыми девами и посвятили свою жизнь чужим детям. Да хотя бы, не ходя далеко, взять няньку Ани Верещагиной. Она живет в их доме лет двадцать, когда-то пришла в дом и начала с того, что занималась чистописанием и русским и немецким языками с Натальей Капитоновной и прижилась, а теперь довольна и счастлива своей жизнью, тихо ждет надвигающуюся старость.
Через два года Кирочка уедет в Университет, останется только Витенька, а скоро родится еще один ребенок у Ольшанских. Так что работы у нее хватит на долгие годы.

А с Кирой как она теперь подружились. Она не могла нарадоваться на их новые отношения с ним. Они наконец преодолели невидимый психологический барьер. Теперь он стал с ней по настоящему искренним и доверял ей во всей. Рассказывал про Тоню, как они встречаются и о чем говорили; что ей в ней нравится, а чтобы он хотел поправить у нее, может, самую капельку, но поправить. Она незаметно в нем воспитывала критическое восприятия мира, в том числе женщин, а не отдаваться чувствам безоглядно и теряя голову.
Это она ему подсказала, что ей будет очень приятно, если он сделает подарок ей на именины. Можно книжку, конфеты, красивую открытку и, конечно, цветы. Но никакой-нибудь шикарный букет, который смутит Тоню и озадачит ее родителей, людей простых и не слишком богатых, а красивый букетик, подобранный им в оранжерее по его и ее вкусу, как он этот вкус угадывает.

Она заставила его особенно тщательно причесаться перед свиданием, но все-таки сегодня пришила к гимназической шинели дорогой теплый воротник и намекнула, что если он рассчитывает на долгие отношения, надо признаться в своем настоящем генеральском имении и перестать быть Небоськиным, как они все еще шутили.

Молодой симпатичный доктор из Санкт-Петербурга, по уверению господ Черновых любимец университетских профессоров, а по утверждению генерала Берлогова талант выдающийся и редкостный, быстро завоевывал сердца в городе и окрестностях у дворянства, воинства и обывателей.
Прошло недели три, а Игорь Порфирьевич уже и дня не проводил без очередного пациента, ездил по улицам в легких санках, согревая город, что все у всех будет хорошо, что больные в самое время выздоровеют, ну а те, кто уж должен умереть, еще некоторое время посмотрят на мир, который им суждено скоро покинуть, хоть и с печальной но светлой улыбкой. Немного численные в городе коллеги смотрели в след саням Игоря Порфирьевича и разводили руками без злобы, зависти и упрека.

Ники конечно тоже выиграл от успехов Разносмыслова - время на его воспитание у того не было. Признаемся, что и желания теперь воспитанников так сильно и не расцвело. Он успевал с ним коротко поговорить утром перед гимназией и побранить за что-нибудь перед сном, хотя уже не каждый вечер был у него свободен. Но в запасе у него всегда оставалось мощное и безотказное средство - отправить на воспитательную процедуру к Авдотье Петровне в комнату, где дыбы, конечно, не было но "сахарных" розг, подобием которых царица Александра Федоровна частенько сечет молоденьких великих княжен было заготовлено вполне достаточно.
Ники спросил как-то верно ли рассказывают, что это он рассчитал толщину, длину и способ обрезки таких розг по приказанию покойного императора Александра Третьего, Александр Николаевич поискал и нашел на груди среди многих наград, один крестик, погладил его, но ничего не ответил, а только загадочно улыбнулся.

Леокадию Львовну Игорь посещал с тех пор часто. Ему все больше нравилась эта молодая женщина, искренняя и приветливая, лишенная той расчетливости и задних мыслей, на которые он всегда натыкался с подружками в Санкт-Петербурге. Они проводили несколько часов в приятных и интересных беседах, не всегда доходя до игр особого свойства, но на ночь он больше не оставался, возвращаясь на ночь в дом Верещагиных, опасаясь вопросительных взглядов от Лизы, Ники и прислуги.

Кирилл так смешно надулся, что Тонечка сперва не поверила своему милому Небоськину, сочтя все за очередную шутку над Кирюшей Ольшанским. Но тут в трактир ворвалась шумная компания во главе с молодым Верещагиным. Последний, в отличие от Ольшанского, пользовался гораздо большей личной свободой, так что в Кошалине его знала каждая собака. Если не лично, то уж по наслышке точно.
Отец говорил, что Верещагин старший, хотя и не генерал, но полковник разведки, в которой генералы вообще редкость. Капитан Авоськин тогда даже загадочно намекнул жене, что полковник Верещагин не только формально подчиняется самому Берлогову лично, но и имеет в Варшавсе свое особое секретное начальство! Узнала она и Варсануфия, сына отца Никодима, человека с точки зрения папы и мамы весьма влиятельного, а другого бы митрополит и не поставил на столь важное, по выражению ее отца, "стратегическое духовное направление". По гимназии Тоня знала и младшую дочь Верещагиных из младших классов своей гимназии. В свое время ее поразила горностаевая шубка младшей сестры Ники, уж она то, дочь своей матери когда-то "модистки", а теперь владетельницы салона, понимала, сколько денег должен иметь человек, чтобы покупать такие вещи ее почти ровеснице-дочери. Она перевела испуганный взгляд на своего Небоськина и сразу заметила мелкие детали одежды, на которые до сих пор не обращала никакого внимания: шелковая рубашка, золотые запонки, дорогой воротник... его в прошлый раз, кажется, не было. И, в первую их встречу, не было наручных часов, на которые ее кавалер теперь подозрительно часто беспокойно поглядывал. Сомнений больше не осталось: ее Небоськин и есть Кирюша Ольшанский. Сын генерала Ольшанского, начальника тыла и инженерных частей, железной дороги, строящегося аэродрома, можно сказать, половины города, главным смыслом существования которого было обслуживание базировавшейся тут армии генерала Берлогова, хоть и в дальнем, но в родстве с некоторыми великими князьями и, пожалуй, второго по влиянию русского во всей Польше.

"Не надо цветов мне, куда я их потом дену?" - Терялась и переминалась с ноги на ногу вскочившая с места Тоня, которая так и не могла до конца понять, как оказалась в этом необычном для себя обществе и что ей теперь делать. Встречаться с Небоськиным было забавно и романтично, но тут дело принимало совершенно не шуточный оборот.

- И правда, цветы у нас уже есть! А вот от шоколада никто из нас не откажется.
- Тоня, это Ники Верещагин, впрочем, кто же в городе не знает нашего Николя. С его сестрой ты наверняка знакома по гимназии немного.
- А это Варсануфий, лицо в будущем или духовного или научного звания, спроси его про то, как плоскость рассекает конус и он не только перечислит все три возможные тут кривые, но и умудрится тонко связать этот математический результат со священным писанием.
Цветы отменили, а горячий шоколад принесли.
Варсануфий объяснил наконец причину суматохи и рассказал про предстоящее прибытие аэропланов на Борисославенские поля и о том, что вредный управляющий не дает сани для поездки без участие взрослых
- Вот и ищем Игоря Порфирьевича...

- Да, я знаю, что Борисославенскоие, - неожиданно уверенным голосом заговорила Тоня. - Папа говорил, что посадочная полоса должна поддерживаться в надлежащем виде в любую погоду. - Просто повторив фразу, которую теперь постоянно слышала дома от отца, потом робко добавила, что он заезжал сегодня утром и рассказал, что с Балтики идет сильный снежный циклон и скорее всего прилет задержат на несколько дней.

Повисла тишина, даже Кира и Варсануфий не нашлись, что тут можно возразить.

Отредактировано Кира (2021-02-05 22:27:56)

Лиза как раз доедала десерт, на празднуемых Берлоговым в узком кругу именинах внучки. Известие о прибытие Киры с подружкой, да еще и в сопровождении столь большой и шумной компании, не мало ее озадачило. По крайней мере до приезда родителей воспитанника из Берлина она намеревалась никак не афишировать дружбу мальчика с девочкой. Но человек предполагает, а случай решает все, вот она, Авоськина, во всей красе своего почти Лизаветиного роста!
Она поприветствовала девочку легким кивком головы, придирчиво осмотрела и, постаралась показать, что осталась довольной.
- Только старайся держать спинку прямо, а подбородок чуть подними. Вот так! - Показала она правильную "стойку" сначала на себе, а потом собственными своими руками направила все Тонечкины косточки под нужными углами.
- Вот! Ты стала еще на вершок выше ростом! Не надо этого стесняться, наша императрица, кажется, выше своего мужа и всех это только восхищает. Она компенсирует эти то, что не может быть выше его по интеллекту и происхождению. - Опасно пошутила она, одновременно намекая на то, что и Тонечке рядом с Кирой такая компенсация не помешает.
- И не надо краснеть, подружка моего воспитанника моя воспитанница. Будет хорошо, если ты запомнишь это сразу. - Увидев перед собой девочку-подростка, Лиза сразу вспомнила свой пансион, где с девицами не церемонились. Им внушали, что мальчики (их будущие сыновья и воспитанники) совсем другое дело. В крайнем случае (при плохом воспитании или, говоря уже откровенно, вовсе без всякого воспитания) они могут быть иногда менее послушны, то уж по крайней мере всегда предсказуемее и управляемее, нежели девочки.

- Дети! - Сделала она вид, что только сейчас обратила внимание на остальных.
- Хотя метель и прошла, но погода все еще, как сегодня сказали его превосходительство, не летная.
- Так что все могут разойтись по своим комнатам делать уроки.
- Ники, можешь еще раз показать Варсануфию свой аэроплан. У него, кажется, была идея, как сделать такой же, только на самом деле летающий по воздуху. Если сможете этого добиться, будет превосходно.
- Кира, попроси повара подать десерт и удивить нашу гостью своим мастерством, не все же вам по трактирам шастать.
Она была готова дать еще несколько распоряжений и вернуться на дядину полоину дома к гостям, но там вдруг громко зазвонил телефон.

И тут началась настоящая суматоха. Ники с Варсануфием было поручено согнать к дому генерала возможно большое число трезвых дворников. Задача во второй половине дня, прямо скажем, с трудом выполнимая. Кирилл принял участие в отборе остальной годной для этой миссии прислуги. Лиза должна была хоть из под земли достать Игоря.
Немногочисленные присутствующие офицеры бурно спорили, сядет ли самолет на снег, Берлогов командовал по телефону, дамы убеждали друг друга, что тоже будут копать и только Тонечка заплакала, так как поняла, что за расчистку снега на аэродроме отвечает ее папа.
Она решительно заявила Кире, что никогда не простит ему, если тот сейчас пошлет ее домой, так как только она теперь сможет упросить генерала не отправлять папу помогать очищать Сибирь от снега его нынешнему начальнику, в ведении которого и находился аэродром.
Тоня уверяла, что не только выше, но и выносливее многих присутствующих и дома иногда сама чистит снег. А главное, целых две недели занималась на скаутских курсах сестер милосердия и может помогать делать перевязки и даже накладывать гипс.

Кирилл выстроил по росту всю прислугу и теперь сравнивал число людей физически крепких с числом свободных мест в автомобилях, трех легковых и двух грузовых, пятитонных от Бенца.

- Будем укладывать штабелями в кузов, в историческом романе графа Салиаса де Турнемира польский магнат так на телегах жидов перевозил. Но больше чем в три слоя нельзя, оказалось опасно для здоровья.
- Зато будет тепло!
- Я не треплюсь, так оно и было, можешь сам почитать. - Убеждал Кир, вернувшихся с лопатами, но почти без дворников, Ники и Варсануфия.
"Нельзя так с православными то!" - Пытался возразить Варя, но Кирилл заявил, что путь до аэродрома не долгий, а обстановка практически военная. А пототому все средства хороши.

Когда автомобили, наконец, прибыли, оказалось, что места есть для всех годных, даже если их и не укладывать штабелями. Полных, старых и слишком пышно одетых дам решили не брать. Зато Кире удалось настоять на том, что всех мальчиков от 11 лет и девочек от 12-ти можно использовать. В легковых машинах поехали господа, более же устойчивая к морозам дворня разместилась в кузовах грузовиков, один из которых, впрочем, по дороге к аэродрому заглох, а другой застрял от перегрузки и вынужден был избавиться от доброй половины теперь уже действительно уложенных почти штабелями пассажиров.

Всю дорогу Берлогов проводил подробный допрос, расспрашивая Тоню, что говорил дома отец о своей новой задаче.

- Полоса должна быть в надлежащем состоянии в любую погоду?
- Вот это верно! Это хорошо!
- Лопат не хватало, а он изыскал? Говорил, что надобно ломами дробить лед, но аккуратно, чтобы не создавать неровностей?
- Целыми днями только об этом и говорит?
- Сам песок возил, чтобы не скользила?"

Настроение генерала постепенно улучшалось. Услышав же о курсах сестер милосердия, на которые посылал Тоню отец, Берлогов и вовсе приободрился и начал что-то напевать, с нетерпением поглядывая в окно.

Еще издали увидели они из последних сил разгребающих недавно переставший падать снег солдат и руководящего ими богатыря в одном мундире без шинели, ворочающего огромной лопатой.
Берлогов велел водителю ехать прямо по полосе, чтобы испытать ее лично и хотя Руссобалт в одном месте немного забуксовал, в основном ехал уверенно.
- Принимайте пополнение, капитан, сегодня майорами и полковниками будете командовать. Ну и людьми гражданскими, конечно, кого уж смогли, того и доставили. - Обратился Берлогов к вытянувшемуся перед ним во фрунт, потному, красному и уже качающемуся от усталости Авоськину, а это был, конечно он.
Вслед за генералом из Руссобалта вылез Кира, галантно помогая выгружаться из нее дамам: Лизе, младшей дочери Берлогова и, конечно, Тонечке Авоськиной, которая среди них всех была сейчас самой нарядной.
От навигационной будки, теряя на ходу папаху и тряся животом, мчался к автомобилю со всех ног начальник аэродрома.

- Так, значит, говорите, капитан, лопатами вас плохо обеспечивают? Людей мало? Песок приходится самому возить?

"Да я что, мы, ваше высокопревосходительство ничего, мы справляемся. Сегодня только уж больно много снегу черти намели, а там, извольте сами посмотреть, у нас все чисто. Снег сверху совсем свежий, с вашим то пополнением вмиг его не будет. Разбирайте лопаты господа, ребята мои с ног валятся, с утра копают, из них работники уже никакие. "
- Знаю. Все уже знаю. Думаете, начальство спит? А ему, между тем, все известно. - Берлогов довольно улыбнулся и мельком посмотрел на укутавшую лицо в пушистый воротник девочку.
- Молодцы. - Коротко бросил Берлогов капитану и повернулся к, наконец, добежавшему к нему подполковнику:
- Почему лично мне о трудностях связанных с обильными снегопадами не докладывали? Почему дополнительных солдат утром еще не затребовали?
- Ах ваш начальник Ольшанский в Берлине сейчас! А своей головы на плечах нет?
- Молчать! Какое еще нарушение субординации?! Нет такой субординации, чтобы важнее жизни русского офицера была!
- Вы, подполковник, боитесь нос перед начальством показать, потому, что нос ваш в пуху, вы мне еще за деньги на обустройство аэродрома лично ответите.
- Вы, русский офицер, боитесь, а самая обычная гимназистка, нарушив всякую субординацию, взяла и сама, через вашу пустую голову Ольшанскому все и доложила!
- Это у вас Ольшанский в Берлине, а у меня, посмотрите, уже людьми командует. Штабелями дворню в кузов уложил и привез. Не беда говорил, если по дороге пара самых горьких пьяниц, вот вроде тебя, околеет, если спасет это жизнь храброго авитатора и аэроплан.

Многие из падающих с ног от усталости солдат прослезились, когда увидели, как генерал Берлогов собственными белыми руками своими стал снег лопатой грести.

Не известно, как бы авто, на котором ехали доктор и фотограф, выбрались из снежного сугроба, если бы сзади их не догнали кадетские сани.
Оказалось мало только вытащить железную повозку с мотором на твердую дорогу, надо было завести ее мотор, который никак не хотел разгоняться, а проурчав пару секунд. Хорошо, что командир у кадетов разбирался в двигателях и через несколько минут чертыханий под разинутой крышей капота, двигатель удалось оживить.

Кавалькада саней, окружившая эскортом славный "Руссо-Балт" двинулась дальше и развернувшись в наезженном месте свернула и скоро оказалась у поля.
Игорь Порфирьевич побежал по сугробам к генералу. Хорошо, что Демьян выдал ему валенки и старую шубу Самсона Мефодьевича.

Семен в окружении кадетов начал выбирать место для съемки. Задача было новой. С одной стороны белый снежный фон, а с другой стороны быстро движущийся объект, а ему хотелось попробовать заснять аэроплан не тогда, когда тот остановится, а во время момента приземления. Но это была сверх задача. Семен будет рад, если удастся снять летающую машину, когда она уже остановится и гордый собой пилот выглянет из кабины. Может быть сам генерал Берлогов подойдет к летуну и пожмет герою руку.

- За облаками прошел, германец и не заметил.
- А на счет скорости света, я пошутил, вечно все думают, что начальство глупо.
- Даже у винтовки Мосина пуля почти втрое быстрее звука летит! Тем более снаряд! Хотя, тут смотря какой.
- Артиллерия бывает разной. Одно дело дальнобойная корабельная, другое полевая, третье....

- На посадку заходит! Снимаете? Хорошо.
- Да что же он делает?!
Перед самой посадкой аэроплан задрал нос и  погасил скорость, так что расчищенной полосы не только хватило, но даже оказалось с изрядным запасом. Самолет лихо развернулся в конце пробега и подкатил чуть ли ни к самому руссобалту Берлогова. Из кабины весь вылез заиндевевший на морозе поляк, усы которого, впрочем, хоть и превратились в сосульки, но продолжали лихо торчать торчком.

- С успешным приземлением, пан. - Протянул аэронавту руку Берлогов.
- И сутки домашнего ареста. С ума сошли? Считайте, весь гарнизон из-за вас на ноги подняли.
- И если бы не капитан...
- Как отца звать? - Обратился он к рядом стоявшей Тонечке.
- Если бы не капитан Авоськин, приземлился бы ты, пан, пропеллером в сугроб!

"- Если б не капитан Авоськин, я бы и не полетел. Он мне свояк и порученное ему дело всегда знает! - Возразил пан Вишневский и сразу узнал Тоню.
- Тонечка! Матерь Боска, как выросла! Какой красавицей стала! А где отец?
- Впрочем, давайте по дальше отойдем от полосы, господа, сейчас Дятлов садиться будет. Зря вы бочки так близко друг к држке поставили, как бы не врезался!