"Интересное дело" - Исповедь Нины Владимировны как всегда началась для отца Никодима неожиданно, по обыкновению своему ожидал он, что хотя бы начнет купчиха и будущая теща Онуфрия с исповедования своих грехов, однако же как всегда его ожидания оказались тщетны:
"Интересное дело, Никодим Иваныч, что я вчера от своей дочери узнаю!
Ольшанский то оказывается! Да не генерал, генерал в Берлине, откуда ей, дуре, знать, что в Берлине то делается!
Младший Ольшанский, чего учудил то проказник! За Тонькой Авоськиной, оказывается, ухлестывает!
Ну а я о чем! И рано ему и католичка она по моему, без всяких сомнений католичка, как и мать ее.
А главное, не ровня она ему, Никодим Иваныч, это все равно как я бы сына своего отдала за дочь купца третьей гильдии или, прости господи, вовсе разгильдяя какого нибудь!
А сопливка то это, Тонька то, пошла уже звонить! И целовались они под граммофон и ноги он ей гладил, чулки подтягивал и обручиться обещал.
Нет, не всем раззвонила, но вся женская гимназия уже знает, княжна Замойская в обморок падала, но неудачно, так ей и надо, тьфу, католичке.
В библиотеке видите ли познакомились!
Гувернантку молоденькую лоботрясу мать, видимо для утех, наняла, так мало ему паршивцу! "
- Погоди-погоди, раба божия Нина, ты исповедоваться то будешь? - Попытался подсказать Никодим будущей сродственнице, что пора бы и о своей душе вспомнить.
"А я что делаю, батюшка?! - Ахнула от удивления купчиха.
Я тебе и говорю, что зависть меня гложет, а это грех! В нем и исповедываюсь!
И, главное, зависть к кому! Тьфу! К Авоськиным! Моя то Любава чем хуже?
Генерал за купеческую дочь не выдаст?! Не выдаст, дурак будет! И нам с Любавой того может и не надо.
Нам этот худосочный Кирюшка и даром может не нужен, а только вставать поперед нас всяким Авоськиным я, батюшка, не позволю! Может оно и грех и каюсь я в нем." - Достала она из муфты 25-рублевую ассигнацию.
"А только свинство это, если моей Любаве этот баловень Тоньку Авоськину предпочитает.
Так что ты, если казначеем то хочешь стать, как хочешь, а порядок восстанови. Чтоб все по чести, по старшинству было".
- Да не рано ли им в их года о гулянках и тем более женитьбе думать?! - Рассердился было гневом праведника Никодим, но 25 рублей взял и, помяв ассигнацию в руках, о казначействе подумал. Может и правда купчиха такому его предприятию посодействовать может, ведь не только и даже не столько его приход щедрой рукой одаривает, но и с самим архиереем в келье его чай пьет.
- Хорошо, приедет из Берлина раба божия Зинаида, поговорю с ней о блуде ее отпрыска.
- И приглашу ее, Верещагиных и даже Берлогова на обед по случаю назначения меня казначеем.
- А ты, если и правда хочешь искупить грех зависти перед богом, устрой мне этот обед так, чтоб даже Кирюшка Ольшанский вылез из-за стола таким же толстым и довольным, как и твоя Любава в первый день после строгого поста. Посажу ее от Кирюшки по правую и от Николая Верещагина по левую руку, пусть вместе за ней ухаживают. Будут ухаживать, мое слово твердо! - Оборвал купчиху Никодим.
- И роман с Авоськиной, конечно, приторможу. Замойская, кстати, девка красивая, должна ему понравиться, Замойских тоже пригласить можно, хоть и католик он, но все же не жид. Да оно и хорошо, если егойная дочь перейдет потом в православие. Это мне в плюс запишут, что польские княжны в православие переходят.
"Вот это другое дело, Ольшанского Замойским, а Кольку Верещагина нам. Нам с Натальей Капитоновной сам Бог велел капиталы объединить!
Ты, святой отец, прям духовно прозорлив стал в последнее время, зришь в корень!
Считай казначейство твое вопрос уже решенный, казны не пожалею, старцев архиерею привезу, он старцев последнее время сильно любит. Денег то ему даром не надо, дурой была бы напрямую ему золото предлагать. "